* * *
В чем мерить безнадежную усталость?
Сконфуженно молчит система СИ.
И остроумие молчит - поистрепалось.
Быть может, в номерах ночных такси
Она пластично станет километром,
Умноженным на рубль и пыли взвесь?
Нет, не поеду. Буду просто здесь,
Где нежное становится концертом.
Где каждое касание ступни
О землю превращается в ступень,
Толкающую вверх под крик "распни!",
В котором четко слышится "раздень!"
Где каждый шаг становится толчком
Перевалиться за порог порока
Усталости отчаянной, с трудом
Ползя по ней, а не по воле рока.
Устала ползать и сползать, как шелк
С чужого тела. Стану угловатой,
Ребристой лестницей, чтоб заново прошел
По мне ещё один не виноватый.
* * *
Чтоб стать, как облако, высоким
без помоста,
не нужно роста.
Дыханью стебелька осоки
хватает просто
чувства высоты
до истончения
с упругостью слюды.
Не плыть в течении,
до боли выгнув ОСТ.
Овсяный шаг был вязок, стал упруг,
а в колыбели колосистых рук
невысказанный тост.
Его пропеть
над винноглазой цицей.
С улыбкой сахарницы в звоне схорониться,
опустошить на треть.
Не осуждай в сужденьях красоты,
когда мне не достанет высоты,
приду на суд с твоей.
Но истончения не требуют приличия -
ценней задушенной отдушины наличия
мое отсутствие.
* * *
Крошащаяся теплая доска,
кивая под озябшими ступнями,
одобрила движение вперед.
Не горизонт делил на два куска
Земную воду, вросшую огнями
в тягучий сон горы небесных вод.
Не горизонт, а положенье взгляда,
как ритуал. Излишняя телестность
Сконфуженно сойдет на задний план.
Вода, твоя подвздошная поверхность
уже служила алтарем эстрады
тому, кто Богом в руки людям дан.
Доска, кивая, смотрит исподлобья.
Затем, чтоб заново не стать ребром и глиной,
затем, чтоб не сойти с дистанций в ад,
Ступни, что сделаны по образу подобья,
пренебрегая следом танца Сына,
на ровном месте станут танцевать.